Среди древнерусских архитектурных ансамблей Кирилло-Белозерский монастырь занимает особое место не только благодаря своим масштабам, но и благодаря своей сохранности. Из одиннадцати каменных храмов, воздвигнутых здесь в XV-XVII веках, до нас дошло десять. Утрачен лишь один - церковь преподобного Кирилла, поставленная над его гробом. В 1780-е годы она была сломана и заменена существующим ныне зданием, не лишенным своего художественного интереса, но относящимся уже к иной эпохе и никак не связанным с местной традицией, характерной для кирилловского церковного строительства допетровской поры.
Церковь Кирилла была впервые возведена в 1585-1587 годах, уже после того, как в монастыре было поставлено семь других каменных церквей. Известен горький упрек, высказанный Иваном Грозным в послании 1573 года кирилловскому игумену Косме с братией: "А вы се над Воротынским церковь есть поставили! Ино над Воротынским церковь, а над чюдотворцом нет, Воротынский в церкви, а чудотворец за церковью". Однако и после получения послания кирилловские старцы не спешили со строительством каменного храма и заложили его спустя двенадцать лет, уже после смерти Грозного. Может показаться, что к могиле преподобного было проявлено более чем странное небрежение. Но так ли это в действительности?
Прежде всего отметим, что могила святого отнюдь не была заброшенной. Уже в середине XV века над ней была установлена рака. К 1515-1520 годам относится рассказ одного из иноков Иосифо-Волоколамского монастыря о том, как он "прииде в гробницу святого великаго чюдотворца Кирилла, идеже лежит честное и святое тело его". Речевой оборот "в гробницу", а не "к гробнице" означает, что речь идет о каком-то замкнутом помещении, где стояла рака и где над гробом святого могли читаться молитвы. Что это было за сооружение - неизвестно. Наиболее близкую аналогию ему можно увидеть в каменной палатке (скорее всего, предназначенной для раки), примыкавшей к южному фасаду Спасского собора Воротынского монастыря, остатки которой недавно были раскопаны Л. А. Беляевым. Палатка была выстроена вместе с собором, который обычно датируется второй половиной либо концом XVI века.
Свидетельство о гробнице Кирилла в любом случае значительно более раннее и отстоит от времени строительства каменного Успенского собора всего на два десятилетия. Не исключено, что она была возведена вместе с собором. Необходимо также учесть, что придельные храмы над гробом местных святых появляются в больших общежительных монастырях относительно поздно, и Никоновский придел Троице-Сергиева монастыря 1548 года, вероятно, можно считать в этой серии первым. Следовательно, устройство "гробницы" над могилой Кирилла вполне отвечало представлениям своего времени о том, как следует чтить память основателя монастыря. К тому же храм, посвященный преподобному Кириллу, существовал в монастыре уже с 1534 года, только размещался он не над его могилой, а в другом месте, входя в объем церкви Иоанна Предтечи как ее придел. Место это не было случайным, так как Ивановская церковь поставлена рядом с деревянной часовней Кирилла, там, где было его "первое прихождение". Таким образом, память Кирилла и его могила отнюдь не были в монастыре в небрежении.
Наконец, можно задаться вопросом, почему упрек царя монахам прозвучал именно в 1573 году. За пять лет до этого царь посетил монастырь вместе со своими сыновьями и, насколько известно, не проявил по этому поводу особого гнева. Тогда в монастырь был сделан вклад, записанный на царевичей Иоанна и Феодора Иоанновичей , на который вслед за тем была возведена соименная святым - покровителям вкладчиков - церковь Иоанна Лествичника с приделом Федора Стратилата. О каком-либо вкладе этого времени на храм над гробом Кирилла ничего не известно, и похоже, что отсутствие такого храма в тот момент царя не очень беспокоило. Очевидно, яростная филиппика царя была вызвана не столько отсутствием храма над могилой Кирилла, сколько его наличием над могилой князя Владимира Ивановича Воротынского, тоже, впрочем, выстроенного двадцатью годами ранее. Об этом в послании говорится недвусмысленно: "...сие зазор не мал, что мимо чюдотворца над ним церковь". Текст послания следует воспринимать прежде всего в контексте бурных политических страстей своего времени. Вспомним, что к тому же 1573 году относятся вторая опала и гибель брата князя Владимира - знаменитого воеводы Михаила Ивановича Воротынского.
В свете всего сказанного относительно поздняя дата строительства Кирилловского храма не должна восприниматься как что-то особенное. Именно к концу XVI века возведение храмов над гробом основателя монастыря стало приобретать значение обычая, что привело к появлению в Кирилло-Белозерском монастыре второй посвященной Кириллу церкви.
Что же представлял собой Кирилловский храм 1585-1587 годов? Данные о нем содержатся в монастырских описях XVII-XVIII веков. Основные выдержки из них опубликованы Никольским6, и вкратце их содержание может быть сведено к следующему. Церковь примыкала к собору с правой стороны и была бесстолпной, одноглавой. Она имела две двери - западную и южную, помимо которых была еще "невеликая" железная дверь, "что ходят от чюдотворцова гробу в соборную церковь". Крыта была церковь, как и другие в Кириллове, тесом, а глава - белым железом. Крест и яблоко на ней были позолочены. Опись 1601 года насчитывает в ней более двухсот пятидесяти икон, часть которых входила в высокий пятиярусный иконостас, часть стояла в тяблах на северной стене, над могилой Кирилла, часть находилась в алтаре, остальные размещались в киотах и без них по всему храму. В середине XVII века на вклад Федора Ивановича Шереметева церковь была расписана, а над гробницей поставлена серебряная чеканная золоченая рака. Последняя из фиксирующих здание описей, составленная в 1773 году, приводит основные размеры церкви в плане. В это время у церкви была также западная паперть, впервые упоминаемая в 1764 году, а в описи 1770 года названная "вновь сделанной". Здание, включая паперть, к 1773 году сильно обветшало, имело трещины и было подперто контрфорсами. Это и послужило основанием для разборки храма и возведения на его месте новой церкви.
Некоторые дополнительные сведения содержатся в переписке, связанной с перестройкой храма. В приводимом Никольским документе, в частности, ветхость церкви объясняется тем, что она "собою построена тонко и с трех сторон", что она не имеет железных связей, а также говорится о том, что ее высота от пола до купола составляет пять саженей. На основании приведенных в описях размеров Никольский сделал попытку реконструкции плана собора с приделами и папертями. Придел Кирилла показан им одноапсидным, как и другие кирилловские бесстолпные храмы - Владимира, Епифания и Евфимия. При этом Никольский допустил одну очень существенную ошибку. Отождествив железную дверь из придела в собор, упомянутую в описи 1601 года, с ныне существующей железной дверью, ведущей из дьяконника собора в ризницу над алтарем нового Кирилловского храма, он вынужден был сдвинуть придел к востоку, сместив одновременно и место гробницы Кирилла по отношению к тому. которое она занимала в XVIII и XIX веках, что совершенно неправдоподобно.
Более точные данные о церкви Кирилла XVI века удалось получить при обследовании существующего здания. На южной стене Успенского собора над сводом Кирилловской церкви, в пределах ее чердака, обнаружены следы примыкания свода прежнего придела, а ниже - остатки фресковой росписи XVII века. Сюжет композиции под сводом может быть предварительно определен как "Отечество". Эта находка позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, придел Кирилла, как и следовало ожидать, находился значительно дальше к западу, чем его показал Никольский, примерно там, где стоит существующий придел. Во-вторых, свод церкви примыкал к стене собора, образуя арочное очертание. В-третьих, указанная в цитируемом Никольским документе высота придела в пять саженей соответствует не высоте купола ее барабана, а высоте шелыги основного свода. Недавно эти данные были дополнены еще одним наблюдением. При вскрытии пола в проходе из собора в придел, пробитом в XIX веке, С.Б. Куликовым было найдено основание одного из откосов той самой "невеликой" двери, о которой говорится в описи 1601 года. Дверь эта вела в собор, выходя почти вплотную к иконостасу. Далее к западу вскрыто основание более позднего проема, пробитого в 1796 году.
Есть, однако, еще один источник для реконструкции плана древнего Кирилловского храма. Известен он уже давно и, как это ни странно, опубликован самим Никольским, не обратившим внимания на содержащуюся в нем информацию об интересующем нас памятнике. Речь идет о плане монастыря из альбома К.М. Бороздина. На этом плане контур собора показан не только со старыми папертями (вместо западного притвора 1791 года), но и с совершенно иной конфигурацией Кирилловского придела, чем у существующего здания 1780-х годов. Поскольку альбом Бороздина иллюстрирует его поездку по историческим городам и монастырям, предпринятую в 1809 году, никому до сих пор не приходило в голову искать в нем изображения построек, к тому времени уже давно исчезнувших. Объяснение такому странному факту можно найти, если представить себе, что этот план не был создан во время поездки, а скопирован с какого-то более раннего чертежа. Условия поездки, когда за один год экспедицией Бороздина были обследованы древности Старой Ладоги, Тихвина, Устюжны, Череповца, Белозерска, Вологды, Киева, Чернигова, Курска, Боровска и Тулы, вряд ли оставляли время для выполнения трудоемких картографических работ. И действительно, непосредственный образец этого плана был найден недавно В.В. Скопиным в Российском государственном историческом архиве среди дел, связанных со строительством Мариинской системы. Это большой план, практически совершенно идентичный плану Бороздина, но с нанесенными на полях развертками крепостных стен и сечениями береговой линии. В альбоме Бороздина эти развертки тоже присутствуют, но там они вынесены на отдельный лист. Надпись на вновь найденном плане гласит, что он снят в последние дни октября 1808 года.
Но почему же в таком случае и на этом плане показаны контуры построек, уничтоженных за два или три десятилетия до его составления? Некоторую подсказку дает сам чертеж. На нем нанесены линии геодезической разбивки (присутствующие, впрочем, и на плане Бороздина), которые охватывают только внешний периметр стен. Стены и башни показаны с раскрытием их планов, а все, что внутри монастыря, представлено контуром. Это не должно удивлять, поскольку строителей Мариинской системы, занимавшихся решением гидротехнических задач, должна была интересовать именно береговая линия стен. Что же касается всей внутренней начинки, то ее съемку в тот период вряд ли производили, а нанесли с какого-то другого, более раннего плана. Этот план слегка подкорректировали, но не вполне последовательно. Так, на нем уже не показаны крыльца келейных корпусов, сломанные в 1802-1803 годах, а у Настоятельского корпуса из бывших прежде двух изображено только одно крыльцо, о котором мы знаем, что оно просуществовало до 1821 года. Характерная черта обоих планов - отсутствие на них по непонятной причине Келарского корпуса. Вместе с тем конфигурация соборного комплекса, как мы видим, сохранена старая, существовавшая до слома в 1781 году первоначального Кирилловского придела.
Можно высказать предположение и о том, какой именно более ранний план был использован при составлении плана 1808 года. Это не был план 1780-х годов, опубликованный А.Н. Кирпичниковым и И.Н. Хлопиным и хранившийся еще сравнительно недавно в Кирилловском музее, на котором показана уже новая церковь Кирилла. План этот всегда хранился в монастыре, и есть доказательства того, что им регулярно пользовались: в документах начала XIX века из монастырского архива при обозначении отдельных сооружений, как правило, указывалась их нумерация в соответствии с экспликацией этого плана. В Петербурге должны были пользоваться другим, как мы видим, более ранним планом, и почти наверняка им был план, составленный одновременно с описью 1773 года, но позднее из нее изъятый. О нем мы знаем по экспликации, с которой начинается текст описи, хранящейся в Российской национальной библиотеке. Эта экспликация совершенно не совпадает с экспликацией плана 1780-х годов, что можно рассматривать как признак полной самостоятельности этих двух источников. "Отзвуки" использования плана 1773 года находим не только на планах 1808 и 1809 годов, но и на мелкомасштабном изображении монастыря, включенном в чертеж регулярного плана г. Кириллова, конфирмованный 16 февраля 1777 года и создававшийся, несомненно, в Петербурге. Для него также характерно, в частности, отсутствие Келарского корпуса.
Что же дает нам привлечение двух планов начала XIX века для реконструкции Кирилловской церкви? Во-первых, размеры ее на чертежах близко совпадают с указанными в описи 1773 года. Правда, в очертании плана самого собора, особенно его апсид, имеются обычные для чертежей того времени графические неточности, что позволяет лишь с некоторым приближением нанести абрис придела на современный план. Во-вторых, Кирилловская церковь показана трехапсидной, о чем мы до сих пор не знали. На основании сопоставления плана с описями и с современными обмерами собора, а также выявленных следов самого памятника можно попытаться предложить более точную реконструкцию Кирилловского придела XVI столетия. Правда, некоторые данные трудно согласуются друг с другом. Так, если соотношение внешних и внутренних размеров самого придела по описи 1773 года выглядит достаточно правдоподобно (6 саженей на 4 сажени 2 вершка - "по наружной мере" и 5 саженей 7 вершков на 3 сажени 1 аршин 7 вершков - внутри), то у паперти возникает явное несоответствие между толщиной южной и западной стен (3 сажени без вершка на 3 сажени 2 аршина 2 вершка - снаружи и 2 сажени 1 аршин 4 вершка на 3 сажени 1 аршин 9 вершков - внутри, т. е. западная стена - 27 вершков - оказывается втрое толще южной - 9 вершков). Поэтому в первую очередь во внимание пришлось принять натурные остатки. По очертанию свода древнего придела можно установить, что его западная стена находилась там же, где и стена существующего храма XVIII века, но поскольку она была тоньше, то она в меньшей степени накладывалась на южный портал собора, закрывая лишь крайние восточные тяги обрамления, подобно тому, как стена Владимирского придела закрывает крайние тяги северного портала. Положение западной стены паперти определено по плану 1808 года, при этом внешняя длина паперти совпадает с указанной в описи. Толщина стен придела (около метра) оказывается примерно равной толщине стен Владимирского и Епифаниевского приделов. Что касается паперти, то здесь возможно разное прочтение описи ввиду очевидного наличия ошибки в каком-то из размеров. Учитывая, что паперть не имела сводов, мы вслед за Н. К. Никольским показываем ее стены более тонкими, чем стены придела. Впрочем, для нашей темы этот вопрос не имеет принципиального значения, тем более, что паперть, возникшая лишь около 1760 года, просуществовала всего около 20 лет. Основное расхождение предлагаемой нами реконструкции с планом 1808 года касается конфигурации апсид не только придела, но и всей соборной группы, которые на этом плане показаны упрощенно выровненными в одну линию.
Итак, попробуем просуммировать известные нам данные о Кирилловском храме 1585-1587 годов. Он был бесстолпный, с трехчастной апсидой и примыкал к восточной части четверика Успенского собора, вплотную к его южному входу. Судя по примыканию свода к стене собора можно представить три варианта его сводчатой системы: коробовый свод с поперечно ориентированной шелыгой, крестовый свод, система ступенчатых арочек. Первый из этих типов в храмовом строительстве встречается редко и в основном у очень небольших и второстепенных по значению храмов. В Кириллове он использован у трапезной церкви Сергия Радонежского в малом Ивановском монастыре, значительно меньшей по размерам и имеющей в плане не квадрат, а поперечно ориентированный прямоугольник; применение его для Кирилловского придела маловероятно. При крестовом своде его пяты должны быть глубоко вштраблены в стену собора, чего, судя по следам на чердаке, видимо, не было. Наконец, третья система, вообще характерная для придельных храмов XVI века, использована и у двух других дошедших до нас приделов Успенского собора - Владимира и Епифания. Она распространена довольно широко как в Пскове, так и в московском регионе. Но здесь следует оговориться, что во всех известных нам случаях нижние арки такого свода ориентированы в поперечном направлении, в то время как у церкви Кирилла они при этом оказались бы ориентированы с запада на восток. Это могло быть вызвано стремлением избежать заштрабливания их в стену собора, но все же окончательной уверенности в применении строителями именно этой системы у нас нет.
Сопоставляя Кирилловскую церковь с известными нам храмами, перекрытыми ступенчатыми арочками, можно отметить и еще одну ее немаловажную особенность, а именно размеры. Ширина наиболее крупных храмов с таким перекрытием (церковь погоста Пустое Вознесение, приделы храма в Острове, Никоновский храм в Троице-Сергиевом монастыре) не превышает шести метров, примерно такова же и их высота. Ширина же Кирилловской церкви внутри составляла около 7,5 метра, а высота до шелыги свода - более 9 метров. Четверик этого храма почти что достигал высоты четверика Успенского собора. Можно предположить, что именно это превышение обычных размеров и послужило основной причиной преждевременного разрушения храма. Другие указанные в документе XVIII века причины - отсутствие четвертой стены в примыкании к собору, деревянные связи вместо металлических - наличествуют и у Владимирского придела, благополучно дожившего до нашего времени, и их действие оказалось существенным в силу увеличения обычных размеров храма такой конструкции.
Что касается внешних форм Кирилловского придела, то здесь приходится ограничиться догадками. Можно лишь сослаться на неоднократно отмечавшуюся устойчивость приемов декорации и системы завершения кирилловских храмов XV-XVII веков. Предположение о традиционности облика Кирилловского придела кажется особенно убедительным, если принять мнение Никольского о возведении храма под руководством старца Леонида Ширшова. С его именем связано строительство таких опиравшихся на местную традицию и не лишенных некоторой доморощенности построек, как церковь Преображения и соборные паперти. Но, хотя церковь строили уже при старце Леониде, занимавшем должность большого строителя в 1584-1600 годах, монастырские описи отмечают его роль лишь в создании внутреннего убранства. Как бы то ни было, почти полная идентичность архитектурных форм более раннего придела Владимира (1554 г.) и более позднего придела Епифания (1645 г.) позволяет предположить, что и Кирилловский придел отличался от этих двух построек в основном своими размерами. Именно с этими размерами следует, видимо, связывать устройство трехчастного алтаря вместо одночастного полукруглого у обоих придельных храмов. Просторность, высота этого придела, богатое убранство несомненно явились отражением особого почитания в монастыре преподобного Кирилла.
Конечно, изложенные данные для реконструкции утраченной древней церкви Кирилла неизбежно оказываются фрагментарными, но все же они позволяют в какой-то мере заполнить лакуну, существующую в наших представлениях о развитии кирилловского каменного строительства в XVI столетии.
По материалам статьи: С.С. Подъяпольский "О церкви Кирилла XVI века в Кирилло-Белозерском монастыре"
Евгений Ермаков
