Повенец. Собор Петра и Павла (второй).

Поселок Повенец находится на самом севере Онежского озера, на берегу одноименного залива. «Основание получил он в 1598 г., при державе Бориса Годунова… крестьяне были государственные, отданные во владение Вяжитского монастыря, состоящего в 12-ти верстах от Новгорода». Сразу после основания поселения – в 1600 г. – схимонахом Анфимом и новгородскими купцами здесь был поставлен собор во имя апостолов Петра и Павла. В 1703 г., на обратном пути из Соловецкого монастыря, Повенец посетил Петр Великий. С этим визитом связана вполне правдоподобная легенда: будто бы, выехав из Повенца, государь, застигнутый сильной бурей в Онежском озере, воротился в пристань и отслужил молебен в Петропавловском соборе, после чего ветер утих, и царь благополучно отправился в путь. По-видимому, во многом именно благодаря памяти об этом событии древний храм сохранялся почти три с половиной столетия. Статус города был присвоен Повенцу по указу Екатерины II в 1782 г. Незадолго до этого, в 1761 г., собор был существенно перестроен и расширен, из-за чего этот год стал значиться датой его основания, хотя всегда с оговоркой, что первоначальный храм был построен в 1600 г. В 1859-1864 гг. рядом со старым возвели новый деревянный собор с тем же посвящением. С тех пор в документах появляется уточнение, о каком из повенецких храмов идет речь – «древнем» или «новом». Во время Великой Отечественной войны старинный Повенец был стерт с лица земли. Здесь проходила линия фронта, шли жесточайшие бои, и отступавшие красноармейцы были вынуждены взорвать плотину водохранилища: 7 декабря 1941 г. водяной вал смыл все городские постройки и в том числе оба собора.

Так случилось, что до сих пор повенецкий собор всерьез не был представлен ни в одной опубликованной работе, и упоминается в литературе лишь мельком. Первое такое упоминание относится к 1841 г. – в «Олонецких губернских ведомостях» приведены краткие сведения об основании храма. Затем, эти данные еще несколько раз печатались в других дореволюционных изданиях по истории Олонецкого края. Несколько строк о храме мы находим у К. К. Случевского, видевшего его во время своего путешествия 1885 г.: «Старый собор, ветхий, очень характерен своею малостью и шестигранною шатровою шапкой; колокольня его снесена была для очистки места новому собору». Забегая вперед, заметим, что он ошибся, поскольку венчавший храм шатер был восьмигранным, о чем говорят и две гравюры, опубликованные в книгах К. К. Случевского, показывающие памятник с восточной и юго-восточной сторон. Они представляют большую ценность, так как являются самыми ранними изображениями обоих соборов. М. В. Красовским в труде «Курс истории русской архитектуры» приводит собор в качестве одного из примеров шатрового храма. Там же мы находим единственную опубликованную фотографию памятника. Пара строк, посвященных собору, содержится в путеводителе «По берегам Онежского озера» Э. С. Смирновой. Типологические особенности постройки кратко характеризуются в недавно опубликованной книге А. Б. Бодэ.

Таким образом, памятник до сих пор остается почти не известным, хотя сведений о нем и его изображений в архивах и музеях сохранилось немало. К 1887 г. относится любопытный рисунок, приложенный к метрике церкви, показывающий ее с юга. Рисунок не профессиональный, но все детали прорисованы тщательно, и в целом он дает представление об объемно-пространственном решение храма. Также, удалось обнаружить значительное число фотографий собора, сделанных разными исследователями в первой половине XX в. и свидетельствующих об определенном интересе к памятнику в это время. 1910-ми гг. датируются снимки архитектора Дунаева. В 1912 г. состоялась экспедиция К. К. Романова на север Обонежья. Ее маршрут проходил через Повенец, и несколько фотографий храма были сделаны фотографом экспедиции В. М. Машечкиным. В том же 1912 г. повенецкий собор сфотографировал Ф. А. Каликин, совершавший поездку по северу Обонежья с целью изучения и собирания этнографических материалов в старообрядческих скитах. Затем в 1920-1921 гг., будучи сотрудником Петроградского отдела охраны памятников искусств и старины, Ф. А. Каликин был командирован в Пудожский и Повенецкий уезды «для обследования на местах памятников северного зодчества и находящихся в церквах и монастырях предметов религиозного культа и церковного обихода». Благодаря этому 11 августа 1920 г. собор получил охранное свидетельство, что подтверждает и исполненная Ф. А. Каликиным карта Повенецкого уезда с обозначенными на ней памятниками архитектуры, поставленными на государственную охрану. Однако самих актов обследования и обмеров, которые должны были быть составлены при этом, обнаружить, к сожалению, не удалось. В 1938 г., незадолго до гибели памятника, он был детально сфотографирован А. И. Опочинской. Эти и ряд других фотографий19 дают хорошее представление об архитектуре храма, его ближайшем окружении и градостроительной роли.

Не менее ценный материал о памятнике содержат письменные источники. Впервые «церковь древяна Святых апостолов Петра и Павла» в Повенце упоминается в переписной книге 1646 г., правда, без каких-либо ее характеристик. Сейчас сложно сказать, как она выглядела первоначально, но частично этот пробел заполняют сведения, приведенные в метрике. «Описываемый храм хотя и значится по документам построенным в 1761 году, но по тщательном исследовании о времени постройки его, оказывается что в означенном году сооружен не весь описываемый храм, а только та часть его, которая начинается от предалтария и идет к западу, алтарь же и предалтарие построены гораздо раньше и, как надобно полагать, в 1600 году и составляли в то время для незначительного числа жителей Повенца церковь; в последствии же, т.е. чрез 161 год, когда население Повенца увеличилось, явилась потребность увеличить и храм, а в следствии сего сделана к нему вышеозначенная пристройка. Так гласит предание о времени основания древней Повенецкой церкви и оно заслуживает полного вероятия…». Далее в подтверждение сказанному, священник, составлявший документ, приводит ряд аргументов, среди которых наиболее существенны следующие: «сделанная в 1761 году пристройка находится не в одной связи с алтарем и предалтарием, а в отдельной примкнутой к названным частям храма … в предалтарии, коим оканчивался прежний храм, была глухая стена, в которой, при увеличении церкви пристройкою, сделана арка; шатер с куполом, главою и крестом расположены не на пристройке, а на алтаре и предалтарии и, наконец, что алтарь и предалтарие сооружены гораздо раньше пристройки, это видно и из того, что первые две части храма более ветхи, чем последняя и по архитектуре оне древнее сделанной к ним пристройки». Таким образом, первоначально храм, очевидно, состоял из церкви и алтаря в одном срубе, и небольшого притвора. В середине же XVIII в. здание перестроили, сохранив при этом его основной объем.

Самое раннее и, заметим, самое полное описание храма содержится в деле 1857 г. – тогда было решено строить в городе новый собор, и потому встал вопрос о судьбе старого. По всей видимости, в этом документе описан облик храма, который он приобрел после его расширения в 1761 г. По указу Олонецкой духовной консистории в мае 1857 г. кафедральным протоиереем Ф. Рождественским в присутствии архитектора Яровицкого «было учинено обозрение» церкви. Она была тщательно обследована и обмерена. Результаты осмотра оказались не утешительными: «здание деревянное, коему от построения его минуло более двухсот с половиною лет, не имело сначала и ныне не имеет никакого фундамента… углы его прогнили, полы и потолки искривились, крыша способна во всех пунктах проводить течь, двери и рамы в окнах не годны, шатер только давит восточную половину строения, которая от того покосилась… под потолком, отступя от восточной стороны аршина на два, почти над Св. престолом есть два бревна, связывающие северную и южную стены». Был сделан вывод, что ветхость церкви достигла «последней крайности», и требуется ее разобрать или полностью перестроить. Однако уже в ноябре того же года комиссия, созданная для постройки нового собора, предложила лишь отремонтировать старый храм: «надрубить и поставить на каменный фундамент, в том самом виде в каком ныне существует, сняв с него только старый купол, устроив на месте его новый и переделав окна по проекту, присланному Строительной Комиссией». Скорее всего, все это было сделано, правда, далеко не сразу, а лишь 25 лет спустя: «От времени церковь сия пришла в ветхость. Потому в 1882 году произведена в ней капитальная ремонтировка».

Итак, до середины XIX в. старый собор оставался единственным храмом в городе. Он стоял на берегу Онежского озера, на открытом, прекрасно обозримом, месте, с трех сторон омываемом водой: с юга – Онегой, с востока – рекой Повенчанкой, а с запада – речкой Габрекой. С севера рядом с ним проходила большая дорога. С северной, восточной и южной сторон его окружала уже ветхая и местами обвалившаяся ограда «частоколом», упиравшаяся концами в Габреку. Ее общая протяженность составляла 82 сажени 2 аршина (176,4 м). Единственный проход на территорию погоста был устроен через колокольню, стоявшую в восьми саженях к северу от храма. Шатровая колокольня была выше собора и «корпусом своим толще шатра церковного… не обшита тесом» и имела «восемь углов». Время ее постройки неизвестно, но можно с уверенностью сказать, что она возведена не позднее XVIII столетия. Это явствует из описания состояния сооружения: «здание сие угрожает опасностию разрушения, особенно в верхних его частях… бревна в концах угловых, а по местам и в средине подгнили до впадения… Внутри колокольни всход до колоколов неудобен, а полы на коих стоят всходы, прогнили до дыр от сырости; в гнилом таком состоянии и балки, на кои полы постланы». В 1858 - 1859 гг. для очистки места под новый деревянный собор колокольню разобрали.

Из описания 1857 г. следует, что на тот момент весь храм уже был обшит тесом. Он состоял из трех частей, отделявшихся друг от друга капитальными стенами: помещения для молящихся и алтаря в одном почти квадратном в плане срубе, просторной трапезной и небольших сеней. Две последние клети имели равную ширину, немного превосходящую ширину основного объема. Все три части завершались двускатной кровлей одинаковой высоты. Довольно точно определяются все основные размеры храма, поскольку они прописаны в документах. Причем, размеры плана здания, указанные до и после его ремонта в 1882 г., отличаются незначительно (всего на 1 аршин (0,7 м)) и, скорее всего, просто соответствуют внутренним и внешним размерам срубов. Следовательно, план постройки не изменился. В отношении высоты срубов такой определенности нет. В «Актах обследования собора» говорится: «от земли до крыши – около 2-х сажен (4,3 м)», а в метрике читаем: «вышина церкви 3 сажени 2 четверти (6,7 м)». Однако эта разница легко объяснима: до ремонта церковь не имела фундамента, ее «нижние венцы бревен изгнили, от чего здание сделало осадку». Очевидно, при подведении фундамента и замене сгнивших бревен вся постройка была поднята приблизительно на одну сажень. Сопоставление двух описаний Петропавловского собора – после первой перестройки 1761 г. и второй 1882 г. – показывает, что он в целом сохранил прежний облик, а изменения коснулись лишь деталей. Подклета он не имел и потому не нуждался в высоком крыльце. Небольшое же крылечко располагалось с запада. С 1882 г. оно имело вид одновсходной лестницы, крытой двускатной кровлей, опиравшейся на два столбика.

Изображений интерьера памятника обнаружить не удалось, но те же описания XIX в. дают о нем немало сведений. В сени вела простая одностворчатая дверь, а помещения трапезной и собственно храма соединялись прорубленным в 1761 г. арочным проемом с деревянной решеткой. Изначально в храме была только одна печь, но, судя по трубам, видным на фотографиях, после ремонта 1882 г., их стало две: у западной стены трапезной и в северной части основного объема. Алтарь от молитвенного помещения отделялся лишь иконостасом, который описан так: «иконостаса вовсе нет никакого, иконы поставлены одна о другую и прикреплены к шести брускам, вертикально стоящим во всю высоту от полу до потолка. Ниже местных икон недостаток иконостаса заменяют пелены, привешенные к иконам». В рапорте благочинного 1873 г. о них сказано: «иконы большею частью письма Даниловского, но не безобразного». Царские врата были резные с позолотой, но несоразмерны с помещением, так как перенесены из какой-то упраздненной сельской церкви. Столбов в храме не было, а низкий дощатый потолок лежал на поперечных толстых бревенчатых балках, круглых в алтаре и церкви, и квадратных в остальной части здания. Высота потолка увеличивалась от запада к востоку. После перестроек XIX в. все девять окон приобрели одинаковый вид: расположенные в один ряд, большие прямоугольные, с металлическими решетками. Пространство храма и алтаря освещалось пятью окнами: одно с севера, два с востока, и два с юга. В притворе было три окна: северное и два южных, в сенях – одно с юга.

Наибольший интерес вызывает конструкция храмового столпа Петропавловского собора. Он располагался над помещением самой церкви и частично над алтарем и состоял из четверика-постамента, над которым возвышался восьмерик, несущий шатер. Четверик был значительно меньше нижележащей клети, и размещался не по ее центру, а был сдвинут вплотную к западной стене, тем самым, выделяя объем алтаря, над которым на коньке кровли помещалась миниатюрная круглая главка. Двускатная кровля окружала основание храмового столпа с восточной, южной и северной сторон, а с запада к нему примыкала крыша трапезной. На фотографиях мы видим, что восьмерик и четверик равны в ортогональной проекции (имеют четыре общие грани), углы четверика покрыты на два ската, а восьмерик завершается сильным повалом с широкой полицей у основания шатра. В актах обследования 1857 г. приведена точная высота храма от земли до креста – 8 сажен 1 ½ аршина (18,1 м), однако его верхние части впоследствии были полностью или частично перестроены, и она, очевидно, изменилась.

В 1897 г. церковь была «вновь перестроена без изменения плана и фасада». Несмотря на такую формулировку, этот ремонт все-таки привнес последние перемены в облик постройки. Никаких письменных источников, рассказывающих о том, что было сделано тогда, не выявлено. Однако интересный результат дает сопоставление трех имеющихся изображений собора до ремонта (гравюры в книгах К. К. Случевского, рисунок в метрике) с более поздними фотографиями храма. На всех рисунках видно расширение четверика-постамента в основании шатрового столпа кверху, причем, только в южную и северную сторону, а западная и восточная его стенки переходят в соответствующие грани вышележащего восьмерика. На фотографиях этого расширения уже нет. Видимо, в 1897 г. стенки четверика спрямили, зашив тесом. Возможно, это было сделано с целью укрепления храмового столпа.

Возникает предположение, что такой двусторонний повал мог появиться в результате перестройки верхней части здания – т.е. остаться от предшествующего восьмерику с шатром двускатного завершения. Подобный пример мы знаем: следы повала только на южной и северной стенах четверика были зафиксированы в Варваринской церкви в Яндомозере. Поскольку собор имел шатровый верх, по всей видимости, уже в XVIII в., остается думать, что надстройка восьмерика с шатром могла быть осуществлена либо при перестройке 1761 г., либо еще раньше. В таком случае повенецкий собор первоначально мог представлять собой клетскую церковь с небольшой четырехгранной надстройкой над основным объемом, имевшей какой-либо вариант коньковой формы покрытия (например, каскадной). Такое объяснение необычного решения, запечатленного на рисунках 1880-х гг., разумеется, не более чем гипотеза, подтвердить или опровергнуть которую могли бы лишь новые документы XVII-XVIII вв., содержащие описание собора. Доподлинно же известно только решение храма с шатровым завершением, а реконструировать его графически наиболее достоверно мы можем на последний строительный период – после 1897 г.

Теперь обратимся к известным аналогам повенецкого собора. Одним из ближайших является Никольская церковь Муезерского монастыря, построенная, скорее всего, в 1602 г. Хотя этот храм находится далеко за пределами Обонежья (в 70 км к западу от Беломорска), типологически он очень сходен с Петропавловским собором. Муезерская церковь так же состоит из двух клетей, одна из которых является трапезной, а вторая объединяет в себе кафоликон и алтарь и несет шатровый столп. Правда здесь, обе эти части постройки одновременны, на что указывает конструктивная их связь общей одинарной стеной. Главное отличие храмового столпа Никольской церкви от Петропавловского собора заключается в том, что на сруб основного объема поставлен сразу восьмерик, без промежуточного четверика. По этой причине вертикаль здания менее выражена. «Вытянутая по продольной оси клеть – основание восьмерика – значительно превосходит его и по площади, и по объему; двускатная кровля восточной части алтаря не обрывается у стен восьмерика, а опоясывает его, соединяясь с кровлей трапезной». Аналогичное устройство мы видим и в повенецком храме. Однако их отличают разные пропорции: из-за высокого подклета и отсутствия промежуточного четверика у муезерской церкви создается впечатление преобладания клетской части над шатровым столпом, чего не было в Петропавловском соборе.

Второй подобный и тоже сохранившийся памятник – церковь Богоявления в селе Челмужи, расположенном на восточном берегу Повенецкого залива, всего в 50 км к юго-востоку от Повенца. Богоявленская церковь имеет долгую и интересную историю. Судя по архивным источникам, она была построена уже в 1577 г. Писцовая книга Андрея Плещеева 1582 г. характеризует ее так: «теплая, с трапезою да придел». Скорее всего, первоначально это был клетский храм, над кровлей которого в 1605 г. надстроили шатровый столп, что отражено в писцовой книге 1628-1631 гг.: «теплая, с трапезою, древяна, верх шатровой с приделом». Таким образом, с 1605 г. постройка получила двухосную композицию, но еще не приобрела тот вид, в котором предстает сейчас. После этого она еще несколько раз перестраивалась39, но объемно-пространственное решение храмового столпа, тем не менее, не претерпело существенных изменений.

В плане челмужская церковь представляет собой прямоугольник: все ее помещения равны по ширине и располагаются на одной оси. Трапезная отделяется от сеней и собственно церкви стенами, а церковь и алтарь разграничены только иконостасом, как это было и в повенецком, и в муезерском храмах. Надстройка здесь состоит из невысокого четверика, восьмерика и шатра, и расположена над кафоликоном и частично над трапезной. Четверик продолжает северную и южную стены нижележащих срубов и завершается небольшим повалом с плоской, опоясывающей его со всех сторон полицей на уровне конька двускатного покрытия трапезной и алтаря. На четверик поставлен меньшего диаметра восьмерик, увенчанный шатром.

В целом челмужская церковь очень близка повенецкому собору, и отличается от него только в деталях: верхний четверик имеет общие грани с нижним и не имеет их с восьмериком, а храмовый столп еще больше смещен к западу. Вероятно, это было сделано с целью выделить объем алтаря, чему способствует и небольшая каркасная бочка с главкой над его двускатной кровлей.

Типологическое сходство рассмотренных памятников очевидно. Все три сооружения не имеют отдельного алтарного сруба. Все они относятся к типу «восьмерик на четверике», а точнее, у повенецкой и челмужской церквей, восьмерик стоит даже на двух четвериках. Храмовый столп всех построек расположен «нерегулярно», т.е. не в соответствии с нижележащими поперечными стенами, и сужается кверху за счет постановки меньших по площади объемов на большие (единый столп с общими северной и южной гранями четвериков появляется только в Челмужах). Наконец, их возведение приходится на короткий временной отрезок.

Церкви в Челмужах и на Муезере до сих пор рассматривались как отдельные примеры ранних храмов типа «восьмерик на четверике». Повенецкий собор, ранее выпадавший из поля зрения исследователей, оказывается связующим звеном между этими памятниками, что позволяет говорить уже о группе типологически близких сооружений, правда очень маленькой. Важно помнить о местоположении Повенца, который служил «сборным местом богомольцев, отправляющихся на поклонение святыням Соловецким, и пристающих, после недолгого плавания по Онежскому озеру, к здешней пристани, откуда отправляются в дальнейший путь». И если Челмужи находятся в непосредственной близости от Повенца, то далекая беломорская обитель связана с ним этим трудным путем к Соловецкому монастырю.

Разумеется, пока известно всего три сходных постройки, какие-либо однозначные выводы делать рано. Однако в данном контексте следует упомянуть еще один памятник. Это церковь Зосимы и Савватия Соловецких в Надвоицах – бывшем Воицком погосте на реке Выг – на том самом пути из Онежского озера в Соловецкий монастырь, как раз посередине между Повенцом и Муезером. Она не дожила до наших дней, но сохранилась ее фотография. Первая Зосимо-Савватиевская церковь была устроена здесь в 1630 г. на средства Соловецкого монастыря. Храм же, который мы видим на снимке, был построен в 1852 г. на месте прежнего сгоревшего. Несмотря на позднюю дату создания, он обладал почти идентичным с повенецким собором устройством храмового столпа. Высокая клеть основного объема, крытая на два ската, несла надстройку в виде восьмерика на четверике с покрытием наподобие небольшого шатра. Не исключено, что решение храмового столпа церкви середины XIX в. возникло как повторение сложившейся гораздо раньше в этом регионе типологии.

О Никольской церкви в Муезере и Богоявленской в Челмужах в литературе уже сложилось определенное представление. Эти два памятника тесно связываются с проблемой происхождения и развития архитектурной формы «восьмерик на четверике». А. А. Молчанов писал про муезерскую церковь: «несогласованность нижней и верхней частей здания, выражающаяся в том, что восьмерик поставлен над церковью и алтарем, не доходя до восточной стены вмещающего их сруба, говорит о первых опытах соединения восьмерика с четвериком». Эту же мысль повторял А. В. Ополовников а также отмечал, что «в XVII в. родился новый тип деревянного храма – “шатровый восьмерик на четверике с трапезной”». Т. И. Вахрамеева пишет: «По-видимому, Челмужская церковь была одной из первых, где применили подобный конструктивный прием – “восьмерик на четверике”, о чем можно судить по недостаточной логичности здесь этого решения: не было создано традиционного в последующих постройках такого типа конструктивно связанного и зрительно единого основного высотного столпа церкви». Того же мнения относительно форм как муезерской, так и челмужской церквей придерживались и другие исследователи. Таким образом, «несоответствие» между плановым и объемным решением двух этих храмов послужило основанием для предположения о том, что в это время тип «восьмерик на четверике» только складывался. Иными словами строители еще не разработали ярусную композицию из двух объемов с общей вертикальной осью, и поэтому поместили храмовый столп не строго по центру нижележащей клети, а со смещением.

Однако известны постройки с «нерегулярным» расположением храмового столпа и более позднего времени. Примером тому служит Афанасьевская церковь в Белой Слуде 1753 г. Ее восьмерик поставлен на двускатную крышу над церковью и частью алтаря, объединенных в одной клети. Хотя эта церковь и не шатровая (она имеет ярусное завершение), ее объемное построение аналогично муезерскому храму. Очень интересным примером позднего храма с «нерегулярным» положением храмового столпа является Троицкая церковь в Толвуе, построенная в 1798 г. и уже в 1845 г. сгоревшая. О ее внешнем облике мы можем судить по сохранившемуся проекту с изображением плана и фасада будущей постройки, опубликованному М. И. Мильчиком. На чертеже прекрасно видно, что восьмерик планировалось разместить над церковью и частью трапезной – точно так, как это сделано в Челмужах, несмотря на то, что храм имел самостоятельный алтарный прируб. Поскольку перед нами единовременный замысел, а смещенный к западу восьмерик не более поздняя надстройка, остается только признать, что жители Толвуи хотели создать именно такую композицию. Подобное смещение храмового столпа мы можем наблюдать и в сохранившейся Богоявленской церкви в Лядинах (1793 г.). Для того чтобы уравновесить композицию и создать равностороннее основание для восьмерика, требовалось расширение храмового столпа в западную сторону. Это было важнее для общего восприятия здания, нежели соответствие экстерьера внутреннему членению постройки. Названные памятники возникли гораздо позже повенецкого, муезерского и челмужского, когда храмы с регулярным расположением восьмерика над четвериком были широко известны, и традиционный в нашем понимании тип уже сформировался.

Кроме того, не следует забывать и о существовании более ранних построек, имеющих в своем основании именно восьмерик на четверике, таких как церкви Рождества Богородицы из села Передки (1530-е гг.) и Успения из деревни Курицко (1595 г.), находящиеся сейчас в музее деревянного зодчества «Витославлицы». У Рождественской церкви переход от крестообразного основания к восьмерику осуществляется с помощью невысокого, но очень широкого четверика, спрятанного на чердаке. А в Успенском храме тип «восьмерик на четверике» предстает в полностью сформировавшемся виде. А. Б. Бодэ пишет: «более правдоподобным представляется предположение, что шатровые церкви типа “восьмерик на четверике” существовали до XVII в. и были распространены в центральных районах страны, благодаря чему их архитектурное решение в первой половине XVII в. было уже известно повсеместно на Русском Севере». Сказанное он подтверждает примерами известных представителей типа, датируемых XVI в.: Успенская церковь Александро-Ошевенского монастыря (середина XVI в.), Никольская церковь в Пурнеме (конец XVI в.), колокольня из Кулиги Драковановой (конец XVI в.). Кроме того, А. Б. Бодэ справедливо замечает, что трудно поверить в то, что в Муезерском монастыре – одной из самых удаленных обителей Севера мог впервые возникнуть прием компоновки восьмерика и четверика без ориентации на какие-то влиятельные образцы.

Названные примеры дают основание полагать, что к началу XVII в. тип церкви «восьмерик на четверике» был уже широко распространен на Севере, так как известные нам древние его представители находились в разных регионах, в большом удалении друг от друга. Следовательно, это решение зародилось, по крайней мере, не позднее XVI в.

Скорее всего, храмы Повенца, Челмуж и Муезерского монастыря демонстрируют переходные решения, которые могли возникнуть в процессе эволюции от построек, не имеющих храмового столпа, к церквям с таковым. Они как бы запечатлели сам процесс формирования сооружения в виде восьмерика на четверике посредством возведения столпа с шатровым завершением над существующей клетской церковью. Как уже упоминалось, таким образом была надстроена церковь в Яндомозере. Высота Пертопавловского храма на Лычном острове, первоначально шатрового, была увеличена за счет надстройки дополнительного более широкого восьмерика над повалом восьмерика существовавшего. И если двусторонний повал верхнего четверика повенецкого собора остался от первоначального конькового покрытия, то перед нами еще один интересный вариант конкретного решения, возникшего в результате перестройки здания. При этом следует оговориться: если челмужский и повенецкий храмы действительно могли быть надстроены, то муезерская церковь вовсе не обязательно должна была претерпеть подобное преобразование. По словам И. Н. Шургина, на данный момент тому нет подтверждений. Несмотря на это, с точки зрения типологии они все одинаково занимают положение между простыми клетскими церквями и классическими представителями типа «восьмерик на четверике».

Нельзя не вспомнить в этой связи еще об устоявшейся трактовке термина «древяна клецки верх шатром», появившегося на рубеже XVI-XVII вв. в письменных источниках. По мнению многих исследователей, он отражает именно надстройку шатрового столпа над клетским храмом. Однако И. А. и О. В. Черняковы, изучавшие писцовые и переписные книги Обонежской пятины, перечисляют шесть известных им церквей, выстроенных одна за другой во второй половине XVI - первой трети XVII вв., очевидно, сразу же созданных в формах, названных в переписи «клецки верх шатром». А значит, этой формулировкой обозначался уже сложившийся тип храма. Добавим, что также не следует ставить знак равенства между формулой «древяна клецки верх шатром» и типом шатровых храмов «восьмерик на четверике». Это подтверждают примеры достоверно известных представителей типа «восьмерик на четверике», названные в переписях просто «верх шатром» (Богоявленская церковь в Челмужах, Никольская в Олонце, Петропавловская на Лычном острове).

Важнейшей особенностью храмов в Повенце, Челмужах и на Муезере является отсутствие у них самостоятельного алтарного прируба. Почему же зодчие возводили только один сруб для двух помещений различного назначения? Хотя данный прием кажется довольно редким, известны примеры такого объединения церкви и алтаря в клетских храмах: церковь Ризоположения из села Бородава Вологодской области (1485 г.), Благовещенская церковь в селе Вознесение в Прионежье (1605 г.), храм Иоаккима и Анны в городе Кашине Тверской области (середина XVII в.) и другие. Датировка и широкая география этих построек говорят о том, что данное решение было распространено и известно, по крайней мере, с XV в. Такой вариант храма, будучи, пожалуй, наиболее простым из всех возможных, легко мог сосуществовать бок о бок с другими, гораздо более развитыми типами построек. В. П. Орфинский писал: «Естественно предположить, что раннехристианские храмы славян, срубленные наподобие жилых домов…, не имели четко выделенных алтарей, а для жертвенника и престола отводилось место в общем объеме молельни». Очевидно, что истоки объемно-планировочного решения, примененного в трех наших памятниках, следует искать в архаичных клетских церквях.

Наконец, следует отметить несправедливость суждения о несогласованности храмового столпа и основного объема. Поскольку кафоликон и алтарь представляли собой единый сруб, естественным было стремление каким-то образом выделить самую священную часть храма. И эта задача прекрасно решалась именно смещением надстройки к западу. Алтарь, особенно если над ним ставилась главка, или даже бочка, начинал восприниматься как полноценный самостоятельный объем. Одновременно с этим, была не менее важна и художественная составляющая. Пользуясь выражением В. П. Орфинского, церкви в Муезерском монастыре и Челмужах можно охарактеризовать как сооружения с «живописно-упорядоченными» ядром и надстройкой. Если представить себе, что храмовый столп возвышался бы над всем срубом-основанием, или только над его центром, вертикаль здания сместилась бы к востоку, и оно потеряло бы композиционное равновесие. Таким образом, размещение завершающего яруса муезерского, челмужского, а равно и повенецкого, храмов было вовсе не случайным, а, наоборот, обоснованным, и, пожалуй, единственно возможным для них.

Итак, нам удалось с большей или меньшей степенью подробности проследить историю собора Петра и Павла в Повенце. Он должен быть отнесен к древнему типу храма с объединенными в одном срубе молитвенным помещением и алтарем. Первоначально здание могло либо иметь небольшую надстройку в виде четверика с какого-либо рода коньковым покрытием, либо сразу было построено с шатровым завершением. Вместе с муезерской и челмужской церквями повенецкий собор составляет группу построек с оригинальным решением, которое заключается в смещение шатрового столпа относительно основного объема храма. Скорее всего, оно возникло в процессе надстроек над двускатным покрытием клетских церквей, клетских церквей, но в исследуемом регионе могло быть зафиксировано в качестве самостоятельного типа (подтипа) храма. При этом рассматриваемые памятники начала XVII в. не дают основания считать, что прием построения единого ярусного столпа с общей для всех объемов вертикальной осью был до них не известен на Русском Севере.

Прослеживается некоторая общность в традициях храмостроения на территории от севера Онежского озера до юга Белого моря. Вспомним, что с середины XVII в. на всем этом пространстве, связанном рекой Выг, селились старообрядцы. Их безалтарные храмы-часовни с надстройкой в виде бочки над коньком кровли – еще один характерный тип культовой постройки. Данный регион заслуживает более пристального внимания исследователей и дальнейшего изучения. Петропавловский же собор в Повенце является ярким примером типологического своеобразия деревянной архитектуры этого края.

Источник: Носкова А.Г. «Древний» деревянный Петропавловский собор в Повенце и его аналоги // Архитектурное наследство. Вып. 58. М., 2013. С. 31-42. http://www.rusarch.ru/noskova2.htm